Он в возрасте девяти лет поступил в морской кадетский корпус. Затем служил на флоте. Выйдя в отставку, поступил в петербургскую Академию художеств. В 1867 году с радостью принял приглашение Туркестанского генерал-губернатора генерала К. П. Кауфмана состоять при нём художником. Приехав в Самарканд после взятия его русскими войсками 2 мая 1868 года, Верещагин получил боевое крещение, выдержав с горсткой русских солдат тяжелую осаду этого города восставшими местными жителями. Художник проявил настоящую офицерскую доблесть, за что был награжден Орденом Святого Георгия Выдающаяся роль Верещагина в этой обороне доставила ему Орден Святого Георгия 4-й степени. В дальнейшем он участвовал в боевых походах по всей Средней Азии, написав множество выдающихся произведений.

Весной 1877 года с началом русско-турецкой войны Верещагин отправился в действующую армию. Командование причислило его к составу адъютантов главнокомандующего Дунайской армией с правом свободного передвижения по войскам. Художник участвовал в некоторых сражениях. В июне 1877 он получил тяжёлое ранение. Дело было так. Верещагин попросился в качестве наблюдателя на борт миноносца «Шутка», устанавливавшего мины на Дунае. Во время атаки на турецкий пароход, их обстреляли турки и шальная пуля пробила художнику насквозь бедро. Ранение оказалось серьёзным, из-за неправильного лечения началось воспаление, появились первые признаки гангрены. Пришлось сделать операцию по вскрыванию раны, которую доктора не сделали, как следовало бы, в день прибытия Верещагина в госпиталь, после чего он быстро пошел на поправку.

В 1882—1883 годах Верещагин путешествовал по Индии. В 1884 году ездил в Сирию и Палестину, после чего писал картины на евангельские сюжеты. В 1894 году Василий Верещагин с семьей путешествовал по Пинеге, Северной Двине, Белому морю и посетил Соловки. В 1901 году художник посетил Филиппинские острова, в 1902 — США и Кубу, в 1903 — Японию.

Когда началась русско-японская война, Верещагин поехал на фронт. Он погиб 31 марта 1904 года вместе с адмиралом С. О. Макаровым при взрыве на мине броненосца «Петропавловск» на внешнем рейде Порт-Артура.

Наиболее известные работы великого художника: «Наполеон в России», серия «Варвары»,

«Апофеоз войны», «Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой», «После атаки. Перевязочный пункт под Плевной» (1881), «В турецкой покойницкой», «Подавление индийского восстания англичанами», цветная гравюра «Наполеон в Кремле».

 Из тюрьмы вывели 10 человек, приговоренных за связь с партизанами. Среди убитых подпольщиков была Мария Брускина, которая перед войной только-только закончила школу.

Она по заданию подполья устроилась работать в лазарет, и помогала раненым советским солдатам бежать к партизанам, изготавливала фальшивые немецкие документы, используя фотоаппарат, за хранение которого фашисты приговаривали к смертной казни. Девушку арестовали по доносу, и перед казнью провели по улицам города с фанерным щитом на шее, на котором была надпись на немецом и русском «Мы партизаны, стрелявшие по германским войскам».

В минском музее Великой отечественной войны хранятся 30 фотографий с той страшной казни. Фашисты хладнокровно снимали весь процесс убийства. Эти фотокарточки были свидетелями обвинения на Нюрнбергском процессе. Их предъявил миру Михаил Ромм в фильме «Обыкновенный фашизм», они вошли во все многотомные издания о войне. Хорошо бы сегодня показывать их тем европейцам, которые огульно обвиняют советских воинов-освободителей в «жестоком обращении» к местному населению в 1945 году.

Причина одна: тогдашний глава политической системы государства Никита Хрущев боялся, что Маршал Победы отрешит его от кормила власти.

А через день состоялся Пленум ЦК КПСС, который вообще заклеймил позором Маршала Победы.

Постановление Пленума ЦК КПСС

Об улучшении партийно-политической работы в Советской Армии и Флоте (орфография и стиль оригинала)

Вооружённые Силы Советского Союза, одержав всемирно-историческую победу в Великой Отечественной войне, оказались на высоте своих задач и с честью оправдали любовь и доверие народов СССР.

В послевоенные годы благодаря заботам Коммунистической партии и Советского Правительства, на основе общего подъёма народного хозяйства нашей страны, крупных успехов в развитии тяжёлой промышленности, науки и техники, Вооружённые Силы СССР поднялись на новую более высокую ступень в своём развитии, они оснащены всеми видами современной боевой техники и вооружения, в том числе атомным и термоядерным оружием и ракетной техникой. Политико-моральное состояние войск находится на высоком уровне. Командные и политические кадры Армии и Флота беспредельно преданы своему народу, Советской Родине и Коммунистической партии...

Главный источник могущества нашей Армии и Флота состоит в том, что их организатором, руководителем и воспитателем является Коммунистическая партия — руководящая и направляющая сила Советского общества. Следует всегда помнить указание В. И. Ленина о том, что «политика военного ведомства, как и всех других ведомств и учреждений, ведётся на точном основании общих директив, даваемых партией в лице её Центрального Комитета и под его непосредственным контролем».

Пленум ЦК КПСС отмечает, что за последнее время бывший Министр обороны т. Жуков Г. К. нарушал ленинские, партийные принципы руководства Вооружёнными Силами, проводил линию на свёртывание работы партийных организаций, политорганов и Военных Советов, на ликвидацию руководства и контроля над Армией и Военно-Морским Флотом со стороны партии, её ЦК и Правительства.

Пленум ЦК установил, что при личном участии т. Жукова Г. К. в Советской Армии стал насаждаться культ его личности. При содействии угодников и подхалимов его начали превозносить в лекциях и докладах, в статьях, кинофильмах, брошюрах, непомерно возвеличивая его персону и его роль в Великой Отечественной войне. Тем самым в угоду т. Жукову Г. К. искажалась подлинная история войны, извращалось фактическое положение дел, умалялись гигантские усилия Советского народа, героизм всех наших Вооружённых Сил, роль командиров и политработников, военное искусство командующих фронтами, армиями, флотами, руководящая и вдохновляющая роль Коммунистической партии Советского Союза...

Таким образом т. Жуков Г. К. не оправдал оказанного ему Партией доверия. Он оказался политически несостоятельным деятелем, склонным к авантюризму как в понимании важнейших задач внешней политики Советского Союза, так и в руководстве Министерством обороны.

В связи с вышеизложенным Пленум ЦК КПСС постановил: вывести т. Жукова Г. К. из состава членов Президиума и членов ЦК КПСС и поручил Секретариату ЦК КПСС предоставить т. Жукову другую работу.

Пленум Центрального Комитета КПСС выражает уверенность в том, что партийные организации, выполняя решения XX съезда КПСС, будут и впредь направлять свои усилия на дальнейшее укрепление обороноспособности нашего социалистического государства.

(Принято единогласно всеми членами Центрального Комитета, кандидатами в члены Центрального Комитета, членами Центральной Ревизионной Комиссии и одобрено всеми присутствовавшими на Пленуме ЦК военными работниками и ответственными партийными и советскими работниками).

До сих пор вокруг причин неожиданного снятия Георгия Жукова со всех партийных и государственных постов идут споры даже в среде профессиональных историков: ведь он был надежным союзником Хрущева, незадолго до этого спас Никиту от оппозиции в лице Молотова, Маленкова, Кагановича и Шепилова, помог разгромить ее на июньском пленуме ЦК. Отчего же такая неблагодарность? Об этом РГК попросил рассказать доктора исторических наук, акдемика Юрия РУБЦОВА:
- Бытуют разные мнения. Наиболее простое объяснение случившегося: зависть первого секретаря ЦК ко все возраставшим в партии и стране авторитету и влиянию Маршала Победы, опасение, что на фоне Жукова станут особенно видны ущербные стороны его собственной личности. Думаю, такие мотивы в поведении Хрущева присутствовали. И все же главная причина, на мой взгляд, в конфликте Жукова с политической системой. После июньского пленума партийная элита особенно остро почувствовала, что с такой личностью во главе Министерства обороны, как Жуков – герой войны, авторитетный военный руководитель, человек независимый, не склонный к компромиссам и политиканству, – использовать армию в качестве орудия захвата и (или) удержания власти невозможно. Если ЦК рассматривал армию как орудие борьбы за власть, как «орган подавления» любых действий, враждебных политическому режиму, то Жуков – как орудие защиты Отечества от внешней опасности. Столкнулись, таким образом, интересы государства, за которые ратовал Жуков, и интересы партийных верхов, которые отстаивал президиум ЦК. Официально устранение Жукова было мотивировано недооценкой с его стороны партийно-политической работы в армии и на флоте. Уверен, что такое обвинение представляло дымовую завесу, скрывавшую политическую расправу с одним из виднейших людей страны, хотя отчасти оно и было правдой. Требуется лишь правильно расставить акценты: Жуков не выступал против политической работы в Вооруженных Силах, он возражал против всевластия партийных комитетов, некомпетентного вмешательства политработников в обязанности командиров. И прежде всего – против попыток использовать армию как орудие политической борьбы.

Как члена высшего партийного органа, Жукова нельзя было удалить с поста кулуарно, обычным решением президиума ЦК. Его судьбу мог решить только пленум, лихорадочную подготовку которого провели в отсутствие маршала, направленного в заграничную поездку в Югославию и Албанию. Чтобы заранее обеспечить поддержку крутых мер по отношению к Жукову, партийная элита пошла на широкомасштабный подлог. За 22 дня, в течение которых маршал отсутствовал на родине, президиум ЦК во главе с Хрущевым полностью реализовал замысел закулисного сговора. Под предлогом войсковых учений первый секретарь ЦК собрал в Киеве руководство Минобороны и командующих всеми военными округами. Им Хрущев лично вдалбливал мысль, что Жуков опасен для государства и партии, поскольку вынашивает бонапартистские устремления, и что положение может спасти только немедленное удаление его из руководства партии и государства. Как показали события, надежды Хрущева на то, что высшие военачальники поймут его «правильно», полностью оправдались. Среди них не нашлось ни одного, кто возвысил бы голос против наветов на боевого товарища.

Затем была организована серия собраний партийных активов в центре и в военных округах, на которых в качестве докладчиков выступали члены и кандидаты в члены президиума ЦК, сообщавшие коммунистам ложную информацию о действиях и замыслах маршала.

Партийный актив центральных управлений Министерства обороны СССР, Московского военного округа и Московского округа ПВО 22-23 октября был задуман как генеральная репетиция октябрьского пленума. С большой речью на нем выступил Хрущев. Впервые с начала антижуковской кампании он столь определенно сформулировал политические обвинения в адрес министра обороны, заявив о попытках Жукова оторвать армию от партии, поставить себя между военнослужащими и Центральным Комитетом. Он дал также присутствующим понять, что вывод министра обороны из состава президиума ЦК предрешен. Руководящая верхушка КПСС сознательно пошла на нарушение всех норм партийной жизни. Деятельность коммуниста, тем более члена высшего политического руководства, обсуждалась без его участия и даже без информирования его самого о факте обсуждения. Только так – запечатав уста обвиненному маршалу, скрыв под предлогом военной и государственной тайны происходящее судилище от широких партийных масс и манипулируя послушным активом, можно было добиться устранения Жукова. Любое публичное разбирательство и камня на камне не оставило бы от обвинений маршала в антигосударственной деятельности.

26 октября министр обороны прибыл в Москву. Прямо с аэродрома его привезли на заседание президиума ЦК, где Жуков впервые услышал об обвинениях в свой адрес. Маршал пытался их опровергнуть. Судя по скупой протокольной записи, он резко возражал против «дикого», по его словам, вывода о его стремлении отгородить Вооруженные Силы от партии и отказался признать, что принижал значение партийно-политической работы. Вместе с тем он высказал готовность признать критику и исправить ошибки, попросив в заключение назначить компетентную комиссию для расследования обвинений в свой адрес. Однако исход дела был предрешен заранее. Члены высшего партийного ареопага боялись Жукова. Он им нужен был не исправляющий ошибки, а низвергнутый. Особенно усердствовали Булганин, Суслов, Брежнев, Игнатов. Итог – снятие Жукова с поста министра обороны. Текст указа был подготовлен заранее.

28 октября 1957 года состоялся пленум ЦК, призванный одобрить это решения. При этом одновременно с полномочиями министра обороны Жукова лишили доступа к служебной документации, которая позволила бы аргументированно отвечать на выдвинутые обвинения. Система навалилась на Жукова всей мощью. Помимо 262 членов ЦК, кандидатов в члены ЦК и членов Центральной ревизионной комиссии, а также нескольких десятков секретарей обкомов партии, заведующих отделами и ответственных работников аппарата ЦК КПСС, к работе октябрьского пленума были привлечены 60 высших военачальников. В качестве тягчайшего, с точки зрения президиума ЦК, свидетельства преступления Жукова на пленуме было названо учреждение им спецназа – школы диверсантов в две с лишним тысячи слушателей. Как ударный «кулак» в личном распоряжении министра обороны, который может быть использован в заговорщических целях («Диверсанты. Черт его знает, что за диверсанты, какие диверсии будут делать»), – так расценил созданный Жуковым спецназ в своем выступлении Хрущев.

Давая объяснения, маршал особо просил обратить внимание на отсутствие у него какого бы то ни было преступного умысла, что легко могла бы установить соответствующая партийная комиссия, о создании которой маршал ходатайствовал здесь же. Школа была создана из имевшихся в военных округах 17 рот, готовивших спецназовцев, чтобы сделать уровень подготовки (обучение иностранным языкам, сохранение военной тайны) соответствующим тем требованиям, которые предъявляются к такого рода учебным заведениям.

Признав, что он допустил ошибку, не проведя решение о создании такой школы через президиум ЦК, Жуков решительно отверг обвинение, будто он вообще действовал тайно. Он сослался на то, что дважды устно докладывал об этом Хрущеву, и характерно, что первый секретарь, так охотно, судя по стенограмме пленума, вступавший в полемику с ораторами, не решился опровергнуть эти слова перед участниками пленума.

Поводом к другому принципиальному обвинению в адрес Жукова стали слова, сказанные им в июне 1957 года в тот момент, когда члены президиума ЦК, противостоявшие Хрущеву, попытались выяснить, не удастся ли привлечь армейские части для разрешения в свою пользу политического кризиса. «Без моего приказа ни один танк не тронется с места», – заявил министр обороны. Тогда Хрущев оценил занятую маршалом позицию как «партийную» – да и какую иную оценку он мог дать, если это веское заявление Жукова обеспечивало ему сохранение поста руководителя КПСС.

Теперь, спустя четыре месяца, первый секретарь ЦК предпочел «забыть» об этом, доверив своим приближенным искажение реальной картины происшедшего. «Оказывается, – заявил Микоян, – танки пойдут не тогда, когда ЦК скажет, а когда скажет министр обороны». И, по существу бросая в адрес Жукова обвинение в антисоветской и антипартийной деятельности, заметил, что таким образом поступают в странах, где компартия в подполье, где «всякие хунты-мунты», а «у нас политический климат не подходит для таких вещей». Слова Жукова о его готовности напрямую обратиться к армии и народу в случае, если оппозиционеры во главе с Молотовым будут настаивать на снятии Хрущева, по мнению Микояна, прямо указывали на «бонапартистские» устремления маршала. «Разве не ясно, что это позиция – непартийная и исключительно опасная?», – вопрошал Суслов.

Фарисейский характер этих обвинений был очевиден для всех, кто знал обстоятельства кризиса в партийных верхах в июне 1957 года. Ведь по существу именно твердая позиция трезво мыслящего, волевого и патриотически настроенного маршала уберегла тогда страну от хаоса. И, если уж доводить мысль Суслова о «бонапартизме» Жукова до логического завершения, то напрашивается вопрос: что мешало министру обороны уже в тот момент взять власть в свои руки, если он к ней стремился?

Кстати, та ситуация вполне актуальна и сегодня. Наше преимущество перед теми, кто жил и правил полвека назад, в том, что мы можем извлечь уроки из их деятельности. Другое дело, хотим ли мы это делать? Вернее, хочет ли этого нынешняя полновластная партия — «Единая Россия?» Огромная страна, тем более переживающая кардинальную ломку, должна быть управляемой. Это, конечно, так. Но никакой авторитетный руководитель, никакой аппарат власти не заменят самого широкого участия людей в решении собственной судьбы, как никакими суррогатами в красивой упаковке, вроде «суверенной демократии», не подменить народовластия. Бесспорно, любой вопрос решать узким кругом проще. Но лучше ли, правильнее ли? И куда такая практика обычно заводит? В данном случае октябрь 1957 года, проложив нечестный путь к утверждению полного единовластия Хрущева, в конце концов, обернулся политическим крахом не только для него самого, но и для того либерального реформаторского курса, который принято связывать с его именем и называть «оттепелью». 14 октября 1964 года уже другой октябрьский пленум ЦК, организованный в отсутствие Хрущёва (по изобретенной им же схеме), находившегося на отдыхе, освободил его от партийных и государственных должностей «по состоянию здоровья».

В 1903 году он был призван в армию. Служил срочную службу на Дальнем Востоке в Приморском драгунском полку, там же остался на сверхсрочную. Участвовал в русско-японской войне 1904—1905 годов в составе 26-го Донского казачьего полка.

В 1907 году как лучший наездник полка отправлен в Петербург в Офицерскую кавалерийскую школу на курсы наездников для нижних чинов, которые закончил в 1908 году. До 1914 года служил в Приморском драгунском полку. Участвовал в Первой мировой войне старшим унтер-офицером 18-го драгунского Северского полка на германском, австрийском и кавказском фронтах, за храбрость награждён «полным георгиевским бантом» — Георгиевскими крестами (солдатскими «Егориями») четырёх степеней и Георгиевскими медалями четырёх степеней.

Первый крест 4-й степени унтер-офицер Будённый получил за захват немецкого обоза и пленных 8 ноября 1914 года. По приказу командира эскадрона ротмистра Крым-Шамхалова-Соколова, Будённый должен был возглавить разведывательный взвод численностью 33 человека, с задачей вести разведку в направлении местечка Бжезины. Вскоре взвод обнаружил большую обозную колонну немецких войск, двигавшуюся по шоссе. На неоднократные донесения ротмистру об обнаружении обозов противника, был получен категорический приказ продолжать скрытно вести наблюдение. После нескольких часов бесцельного наблюдения за безнаказанным перемещением противника, Будённый принимает решение атаковать один из обозов. Внезапной атакой из леса взвод напал на роту сопровождения, вооружённую двумя станковыми пулемётами и разоружил её. Двое офицеров, оказавших сопротивление, были зарублены. Всего в результате было захвачено около двухсот пленных, из них два офицера, повозка с револьверами разных систем, повозка с хирургическими инструментами и тридцать пять повозок с тёплым зимним обмундированием. Потери взвода составили два человека убитыми. Однако, дивизия к этому времени успела далеко отступить, и взвод с обозом только на третий день догнал свою часть.

За этот подвиг весь взвод был награждён Георгиевскими крестами и медалями.

Однако вскоре Буденный был лишён своего первого Георгиевского креста 4-й степени за рукоприкладство к старшему по званию — вахмистру Хестанову, который перед этим оскорбил и ударил Будённого в лицо. Снова получил крест 4-й степени на турецком фронте в конце 1914 года. В бою за город Ван, находясь в разведке со своим взводом, проник в глубокий тыл расположения противника, и в решающий момент боя атаковал и захватил его батарею в составе трёх пушек.

Летом 1917 года вместе с Кавказской кавалерийской дивизией прибыл в город Минск, где был избран председателем полкового комитета и заместителем председателя дивизионного комитета. В августе 1917 года вместе с М. В. Фрунзе руководил разоружением эшелонов корниловских войск в Орше.

В феврале 1918 года Будённый создал революционный конный отряд, действовавший против белогвардейцев на Дону, который влился в 1-й кавалерийский крестьянский социалистический полк под командованием Б. М. Думенко, в который Будённый был назначен заместителем командира полка. Полк впоследствии вырос в бригаду, а затем кавалерийскую дивизию, успешно действовавшую под Царицыном в 1918 — начале 1919 года.Во второй половине июня 1919 года в Красной армии было создано первое крупное кавалерийское соединение — Конный корпус, участвовавшее в августе 1919 года в верховьях Дона в упорных боях с Кавказской армией генерала П. Н. Врангеля, дошедшее до Царицына и переброшенное к Воронежу, в Воронежско-Касторненской операции 1919 года вместе с дивизиями 8-й армии одержавшее победу над казачьими корпусами генералов Мамонтова и Шкуро. Части корпуса заняли город Воронеж, закрыв 100-километровую брешь в позициях войск Красной армии на московском направлении. Победы Конного корпуса Будённого над войсками генерала Деникина под Воронежем и Касторной ускорили разгром противника на Дону.

19 ноября 1919 года командование Южного фронта на базе Конного корпуса создало Первую Конную армию. Командующим этой армией был назначен Будённый. Первая Конная армия, которой он руководил по октябрь 1923 года, сыграла важную роль в ряде крупных операций Гражданской войны по разгрому войск Деникина и Врангеля в Северной Таврии и Крыму.

В 1921—23 годах Будённый — член РВС, а затем заместитель командующего Северо-Кавказского военного округа. Провёл большую работу по организации и руководству конными заводами, которые в результате многолетней работы вывели новые породы лошадей — будённовскую и терскую.

В 1923 году Будённый стал «крёстным отцом» Чеченской автономной области: надев шапку бухарского эмира и красную ленту через плечо он приехал в Урус-Мартан и по декрету ВЦИКа объявил Чечню автономной областью.

В ноябре 1935 года ЦИК и Совнарком СССР присвоил пяти крупнейшим советским полководцам новое воинское звание «Маршал Советского Союза». В их числе был и Будённый. С 1937 по 1939 годы Будённый командовал войсками Московского военного округа, с 1939 — член Главного военного совета НКО СССР, заместитель наркома, с августа 1940 — первый заместитель наркома обороны СССР.

Во время Великой Отечественной войны входил в состав Ставки Верховного Главнокомандования, участвовал в обороне Москвы, командовал группой войск армий резерва Ставки (июнь 1941 года), затем — главком войск Юго-Западного направления (10 июля — сентябрь 1941 года), командующий Резервным фронтом (сентябрь — октябрь 1941 года), главком войск Северо-Кавказского направления (апрель — май 1942 года), командующий Северо-Кавказским фронтом (май — август 1942 года). В июле-сентябре 1941 года Будённый был главнокомандующим войск Юго-Западного направления (Юго-Западный и Южный фронты), стоящих на пути немецкого вторжения на территорию Украины. В сентябре Будённый не побоялся отправить телеграмму в Ставку с предложением отвести войска из-под угрозы окружения, в то же самое время командующий фронтом Кирпонос информировал Ставку о том, что у него нет намерений отводить войска. В результате Будённый был отстранен Сталиным от должности главнокомандующего Юго-Западным направлением и заменён С. К. Тимошенко. На этом военная карьера Буденного пошла на убыль. Закончил войну он командующим кавалерией Красной Армии, а в 1947—1953 годах был заместителем министра сельского хозяйства СССР по коневодству.

Из беседы писателя Константина Симонова с бывшим начальником штаба Юго-Западного направления генерал-полковником А. П. Покровским:

«Будённый — человек очень своеобразный. Это настоящий самородок, человек с народным умом, со здравым смыслом. У него была способность быстро схватывать обстановку. Он сам не предлагал решений, сам не разбирался в обстановке так, чтобы предложить решение, но когда ему докладывали, предлагали те или иные решения, программу, ту или иную, действий, он, во-первых, быстро схватывал обстановку и, во-вторых, как правило, поддерживал наиболее рациональные решения. Причём делал это с достаточной решимостью.

В частности, надо отдать ему должное, что когда ему была доложена обстановка, сложившаяся в Киевском мешке, и когда он разобрался в ней, оценил её, то предложение, которое было сделано ему штабом, чтобы поставить вопрос перед Ставкой об отходе из Киевского мешка, он принял сразу же и написал соответствующую телеграмму Сталину. Сделал это решительно, хотя последствия такого поступка могли быть опасными и грозными для него. Так оно и вышло! Именно за эту телеграмму он был снят с должности командующего Юго-Западным направлением, и вместо него был назначен Тимошенко».