Сталин: «Москву не сдадим!»

30 сентября 1941 года началась битва за Москву.

Впоследствии его подхватили писатели М. Паджев в книге «Через всю войну» и П. Проскурин в романе «Имя твоё». Утверждали, что в середине октября 1941 года Сталин приехал в Рогожско-Симоновский тупик, где стоял специальный поезд, и в тяжелых раздумьях два часа ходил по платформе, размышляя ехать ему в Куйбышев или остаться в Москве? А в действительности по свидетельству сотрудников личной охраны Сталина А. Рыбина, П. Лозгачева, А. Белехова, П. Шитоха, В. Круташева, С. Кашеварова, В. Тукова и других — специальный поезд и в самом-то деле был заранее подготовлен. Ничего сверхъестественного в этом нет. Меры безопасности руководителя государства должны быть всеобъемлющие и предприниматься заранее. Однако Сталин туда не приезжал, поезда этого не видел и по платформе не расхаживал, тем более что ее там и не было. Более того. Случайно заметив, что комендант дачи в Семеновском — С. Соловов — перевозит куда-то вещи с дачи, Сталин дал ему нагоняй и сказал: «Никакой эвакуации не будет, остаёмся здесь до победы». Для Сталина был подготовлен также специальный пассажирский самолет «Дуглас» и звено истребителей для охраны в полете. Самолёты стояли под особой охраной НКВД на аэродроме имени Фрунзе. Однако Сталин и туда ни разу не приезжал.

Несмотря на весь риск, Сталин прекрасно понимал значение фактора своего пребывания как руководителя государства в столице для стойкости фронта и вообще устойчивости всего государства. Ведь некоторые представители, например, творческой интеллигенции уже мастерили себе парадные платья, чтобы в праздничных нарядах встретить гитлеровских ублюдков. Об этом рассказывала наша выдающаяся балерина М. Плисецкая в интервью знаменитому А. Караулову в 2005 г. Но как только стало известно, что Сталин никуда не уехал, многие стали отказываться от эвакуации. К примеру, великий русский певец, солист Большого театра С. Я. Лемешев так и заявил: «А почему я, собственно, должен ехать в Куйбышев, когда Сталин находится в Москве? Нам надо здесь помогать фронту, открывать наш театр, а не стремиться в тыл».

Сталин остался в Москве — значит, Москва выстоит! Все прекрасно поняли, что это означает, — Победа действительно будет за нами!

Мероприятия по обороне Москвы начинались задолго до того, как к городу подошел враг.
В свое время мне доводилось беседовать с Василием Прониным, который в 40- годах пошлого столетия был председателем Моссовета. Он рассказал, что подготовка к защите столицы началась за полтора года до нападения Германии на СССР – с января 1940 года. С этого времени началось перепрофилирование многих десятков заводов столицы на выпуск военной продукции, большие требования были предъявлены к укреплению ПВО столицы. Под бомбоубежища приспосабливались станции метро. Для этого прокладывали по туннелям водопроводы, телефонные и электрокабели, устраивали дополнительную вентиляцию. Было построено около двух тысяч новых бомбоубежищ, уличное освещение перестроено на централизованное управление. Из москвичей было создано и обучено 19 тысяч команд противовоздушной обороны, в которых готовились к обороне более 600 тысяч человек.
С началом битвы за Москву в народное ополчение записалось свыше 300 тысяч рабочих, служащих, ученых, литераторов, артистов, хзудожников. Всех желающих нельзя было отправить на фронт. Иначе жизнь в городе остановилась бы. Поэтому отобрали 120 тысяч человек, сформировали 12 дивизий народного ополчения. Без этих дивизий Москва бы, наверное, не устояла. Во всяком случае, они помогли продержаться до подхода сибирских резервов.
Несмотря на эвакуацию многих предприятий на восток, на отсутствие тысяч ушедших в армию специалистов, на тяжелейшее положение с электроэнергией и топливом, Москва произвела для фронта 19 тысяч боевых самолетов, 3745 реактивных артустановок, 3,5 миллиона автоматов, 9 тысяч артиллерийских тягачей, 34 миллиона снарядов и мин, 10 миллионов шинелей и т.д.

- В ночь на 19 октября 1941 года нас пригласили на заседание ГКО, - вспоминал Пронин. - Там предстояло обсудить один вопрос: будем ли защищать столицу до конца или временно отдадим ее противнику, как это сделал в 1812 году фельдмаршал Михаил Кутузов? Когда собрались в комнате, откуда предстояло идти в кабинет Сталина, Берия принялся уговаривать всех оставить Москву. Он был за то, чтобы сдать город и занять рубеж обороны на Волге. Маленков поддакивал ему. Молотов бурчал возражения, остальные молчали. Причем я особенно запомнил слова Берии: "Ну с чем мы будем защищать Москву? У нас же ничего нет. Нас раздавят и перестреляют, как куропаток".
Вошли в кабинет Сталина. Когда расселись, Сталин спросил:
- Будем ли защищать Москву до конца?
Все угрюмо молчали. Он выждал некоторое время и повторил вопрос. Опять все молчат.
- Ну что ж, если молчите, будем персонально спрашивать.
Первым обратился к сидевшему рядом Молотову. Молотов ответил: "Будем". Так ко всем обратился персонально. Все, в том числе и Берия, заявили: "Будем защищать".
Тогда Сталин говорит:
- Пронин, пиши.
Я взял бумагу и карандаш. Сталин принялся диктовать знаменитое: "Сим объявляется...". Потом приказал постановление ГКО немедленно передать по радио. Сам подошел к телефону, связался с восточными округами и стал по маленькой записной книжке диктовать командующим номера дивизий, которые следовало срочно направить в Москву. Кто-то, кажется, с Урала, пожаловался, что нет вагонов для отправки войск. Сталин ответил:
- Вагоны будут. Здесь сидит Каганович, который головой отвечает за то, чтобы подать вагоны.
Говорили мы с Прониным и о том, как восприняли москвичи решение о прекращении эвакуации и объявлении осадного положения.
- Приходится слышать иногда о том, что будто массовая паника была, будто бежали толпами, давили людей на вокзалах, - сокрушался он. - Никакой массовой паники не было. Наоборот, простые москвичи проявляли массовый героизм, а вот среди чиновников бывало всякое. 12 октября было принято решение о срочной эвакуации 500 заводов Москвы и области, специалистов, высококвалифицированных рабочих, некоторых учреждений и учебных заведений. К сожалению, мы не успели провести разъяснительную работу. И на некоторых заводах рабочие стали просто препятствовать эвакуации, считая это предательством и дезертирством. Серьезное возмущение было на автозаводе, на артиллерийском заводе, на 2-м часовом заводе. На шоссе Энтузиастов рабочие по своей инициативе организовали заслон, не пропускали машины, идущие на восток. Таково было тогда настроение основной массы москвичей.
Были ли случаи паники и настоящего дезертирства? Конечно, отдельные были. В один из дней ко мне приехал известный работник ЦК Ярославский. Его брат Губельман работал начальником ЖЭКа на улице Горького. Перед этим тоже был у меня, просил эвакуировать его в Горький. Я запретил. Накануне в "Вечерке" было опубликовано постановление Моссовета, запрещающее эвакуацию всем работникам городского хозяйства: население-то надо обслуживать, Москву защищать надо! Губельман пожаловался брату. Ярославский потребовал немедленно отправить того на восток. У нас состоялся очень крупный, острый разговор. Ярославский заявил: "Какое право вы имеете оставлять людей на истребление?" Я ему, помнится, ответил: "Весь президиум Моссовета остается здесь, в Москве, все работают на защите Москвы. Мы все остаемся. Не для истребления, а чтобы остановить врага. И Губельмана для этого оставляем, и других". Сам Ярославский через три дня все же сбежал, уехал в Куйбышев. А Губельмана мы все-таки оставили.
Между прочим, тогда же из столицы уехал на восток и Микоян. А узнал я об этом так. 18 октября, часов в 12 дня, мне позвонил Сталин. Грубо ругая работников Наркомвнешторга и Микояна, который в качестве заместителя председателя Совнаркома ведал работой этого ведомства, Сталин сообщил, что эти люди покинули Москву и бросили на таможне несколько тонн редких металлов: молибдена, вольфрама и т.д. Сталин спросил, не может ли Моссовет организовать погрузку этих металлов и какое время для этого необходимо. Я ответил: минут 30-40. Сталин, приняв сказанное за неудачную шутку, вспылил. Пришлось пояснить, что у нас на казарменном положении шесть полков ПВО, я могу по тревоге любой из них поднять, подвезти к складам. Сколько потребуется, столько и будем работать. В течение двух дней ценные металлы были отправлены на восток.
Сталин ничего не забывал. Когда в 1952 году Микояна исключали из состава Политбюро, он ему этот случай припомнил.

Осенью 1941 года столица выстояла. С Сибири и Дальнего Востока подошли воинские резервы. Фашистские войска к этому времени были обескровлены. 29 ноября командующий обороной Москвы Георгий Жуков доложил Верховному Главнокомандующему о том, что созрела ситуация для контрнаступления. Сталин потребовал представить план. 1 декабря этот документ был утвержден. Началось великое контрнаступление под Москвой.

Комментарии: